— Ему кажется! Если, кажется креститься надо! — разъярилась Эльза. — А я всё-таки позвоню! И стала-таки звонить: на пульт дежурного вневедомственной охраны, в милицию, начальству, потом родным. И к ней присоединились остальные. Попробовал и я. Городская и мобильная сеть не присутствовала напрочь. У лялек принялась обозначаться лёгкая истерика. Борисов бутылку разглядывать перестал, из ящика стола достал четыре стаканчика и быстречко расплескал коньяк по рюмашкам. "Они что и в оружейке пьют?" — про себя возмутился.
— Зачем? — спросила Эльза. — И куда это мы влипли? Борисов, отвечай, а то этот Борн… Партизаны… буквы, буквы, буквы — матюки. Вот! Николаич одобрительно крякнул. Глаза у Лиэль Александровны Самойловой, инженера — дочка Эльзы! — и Зоси Витальевны Лескиной, оператора склада, стали ещё больше от удивления. Их ФИО на бейджиках прочитал.
— Мама! — разлепила губки доча.
— Что, мама? Эти, мужики… и опьять матом нас…
— Эльза, не мельтеши, выпей коньячка, пока Борн угощает, — густо посоветовал Николаич. Самойлова-старшая послушалась и откушала стаканчик. "А не дружат ли они, случайно, организмами" — некорректно и про себя. Потом звякнули, стукаясь, стаканы троицы. Я не участвовал. После этого дела Борисов толкнул короткую речь, куда это мы попали во время обеда. Затем "ой", "ай", "ох", мат перемат, дискуссия, le chauffeur переорал всех. А Эльза на время потерялась, хотя пару фраз в начале ввернула. От спора уклонился, потому что в моей голове сказали: "Дави воспоминания старого хозяина!" И еле-еле дотумкал, что знания "о пистолетах в оружейке были-то Романа Борна!"
Пистолеты, всёж, мы поделили: взял себе ИЖ-71, снарядил два магазина и сунул ИЖ в кобуру "Эфа-3". Туда сунул и разрешение на служебное оружие, поданное мне Борисовым. Николаич забрал два других пистолета. Он ещё натянул на себя бронежилет "Казак — 9 Фи" оливкового цвета. Пистолеты и запасные магазины всунул в карман на груди БЖ. "Вот, теперь порядок", — подумал и, в коридоре, снял с себя куртку и джемпер.
Закрыли оружейку, потом служебный вход, заполошно пошептались на виду у плетня, посетили маленький домик и, как бы разведку продолжили. Толпою. Целью поездки решили избрать наши домашние адреса.
— На кой хрил мне эта станица, хочу домой! — капризно заявила Эльза перед посадкой в пятиместный пикап.
— Да кто ж спорит, сударыня. Сначала ко мне, потом к Борну, а потом и к вам, на хутор, сердешные, — обозначил план действий Николаевич. "Какой ещё хутор?" — изумился. Борисов завёл "ЗиР" и мы выехали со двора. Леди защебетали на заднем сиденье, окрестности-то изменились. Бульвар был застроен куренями, с камышово-черепично-жестяными крышами, да белёными известью. Дореволюционной стиль — с. Естественно ляльки вопили и махали руками. Доехали до РДК, притормозив, посмотрели вправо-влево. Нового из нашего времени ничего не увидели, пересекли асфальтированное шоссе, успел ещё рассмотреть здание казарменного типа напротив ДК, свежеокрашенное.
— Похоже, с ранья в станице был субботник, — поделился нейтрально-спокойный Николаич.
— Здесь или вообще? — заинтересовалась раскрасневшаяся Эльза.
— Или как. Глядите, везде заборы и наличники покрашены, сорняки убраны, вон флаги царские вывесили, — Николаич вёл "ЗиР" и комментировал: — Или праздник будет, или начальство ждут. План работ выполнили, теперь, небось, у них сиеста. Казачков и, правда, видно не было. Плюс дети, собаки, коты…
Машина проехала длинный квартал. Дальше у нас должен был быть рынок, магазины, ДК "Орион", районная администрация и стадион. Но был только, сверкающий сусальным золотом куполов, ещё один собор, ну и домики казаков. Угловой дом, где жил Николаич, здесь отсутствовал.
— 0–1 в пользу казаков, — сказал Борисов. Пассажирки притихли. Бледный Борисов щёлкнул пальцами, и Эльза подала ему прихваченный коньяк, погладила по плечу, повздыхала. Николаич, поиграв желваками, бутылку подержал-подержал, да и засунул её в багажник. "Пацан за рулем-то, не употребляет!" — Ладно, проехали, поехали, Борн, к тебе, — возвестил "погорелец".
Проехали четыре безлюдных квартала и свернули на асфальт. "Солнечная улица?!" Видимо тоже бледанул, Эльза и меня стала гладить. "Может она экстрасенс, чутко-отзывчивый", — ещё подумал. — "И что мы тут имеем? Ага, вон спутниковая антенна, зелёный забор, а вон оно — дом! Ага, крыша над головой в городе, э, в станице у меня есть!" Борисов свернул в это время к похожему, по месту, образцу и фасону, моему подворью. Вытер испарину со лба. "1–1. Тайм — аут".
Глава 3
Атаман Сальского округа войсковой старшина Шатров, сорокалетний здоровяк, уроженец станицы Мигулинской, сидя за круглым обеденным столом, откушав чаю, жаловался своей жене:
— Сколько я сегодня с утра, Катенька, нервов потратил и не передать! Вроде всё сделали, а чего-то не хватаеть. И не пойму чего. Чому это, а?
— Ты всё в заботах, всё в заботах, мой атаман. Шер ами, нервы надо беречь, и отдохновение тебе нужно, сокол мой ненаглядный, — сострадала супругу его верная жена. Сидя рядом за столом и отложив вязание, она гладила его ладонь. Ласка атаману нравилась.
— Катенька, уже неделю бьюсь, а кажется, что ничего к смотру и не готово. А отдыхать я даже и не знаю когда буду, — настроение атамана не улучшалось. — Вот и с утра сердце ворохнулось нехорошо так. Жена всплеснула руками.
— Божеж, ты мой, может доктора, Яков Степаныча, позвать? — напугалась Катенька.
— Да нет, Катя, сердце у меня не болит, просто предчувствие было нехорошее, — пошёл на попятную, атаман. — Может всё и наладится, бог даст. Широко перекрестился.
Жена, хорошо знавшая мужа, для виду угомонилась, но в душу забрались сомнения. "Может его кто сглазил? Ведь молодой он ещё для этого поста, всего полгода как назначили". Взялась за вязание, привычная работа успокаивала, и Катя наперёд знала, что она сумеет помочь мужу. "К вечеру придумаю. А ночью ещё добавлю. Уже можно…" Месяц назад ей исполнилось тридцать и она, потомственная казачка была чудо как хороша. Атаман сидел и любовался, раскрасневшееся от каких-то своих мыслей, Катенькой. Отдыхал душою атаман. И чего греха таить, тоже настраивался на ночь. Спать на диване одному ему надоело.
За столом ещё сидели: Варя, десятилетняя дочка атамана, спокойная девочка и главная помощница жены и шестилетний, перемазанный зелёнкой, пострелёнок Ромка, любимчик всей семьи. Хозяйка квартиры, Матрёна Меркуловна, уехала в гости в Тихорецкую. Ромка, непривычно тихий, поглядывая то на мать, то на отца и думал, как сказать, что он сломал велосипед. Не сам, друзья помогли. "Вот те крест, вздую этого задаваку — Гришку!" — божился он про себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});